Это не значит, что ее уровень интеллекта падал на уровень зверя — или, пожалуй, можно.

То, что многие охотники обдумывали в бою осмысленно — Саммер осознавала рефлекторно.

Как дикий зверь на охоте, она была подчинена не разуму — а инстинктам.

И ее инстинкты твердили ей одно.

АТАКУЙ!

И Саммер была только рада подчиняться им.

Клинок служил и ее оружием, и продолжением ее руки — как когти дикого зверя тот стал ее неотъемлемой частью — клыками, жаждущими крови врага.

И Саммер мучала жажда.

Джонатан медленно завинтил крышку своей трости, после чего прикрыл глаза.

Ну вот, одним секретом меньше — он показал свое умение создавать из подручных материалов — и пары контейнеров даста — оружие судного дня.

Не заметить такой взрыв было нельзя — Джонатан не был бы удивлен, если бы какая-нибудь обсерватория на другом конце Ремнанта заметила его действия. Не удивился бы он и тому, что прямо сейчас Озпин экстренно собирал комиссию для оценки, или что-нибудь подобное, внося новые и новые коррективы в свои планы — а может быть уже избавлялся от старых планов и создавал новые…

В данный момент никого рядом с Джонатаном не было — сидя на вершине небольшой каменной скалы, наблюдая издалека за грохотом артиллерии и лишь иногда слыша негромкие хлопки и еще более редко — крики гримм — он мог позволить себе присесть на камень, глядя вдаль.

Значит, Озпин его все же переиграл… Нет, было бы наивно думать, что Джонатан сможет обыграть старого интригана в его игре — с первой попытки и без плана как такового… Хах, и он оказался перед серьезным выбором.

С Озпином — или против него.

Джонатан, в общем-то, не хотел выступать против Озпина — он не видел в этом какого-то сакрального смысла.

Озпин защищал человечество, сражался ради того — тысячелетия. Джонатан понимал, что если сам он запачкал свои руки всего за несколько лет своего правления — масштаб свершений, количество темных дел Озпина нельзя было даже предположить. Было бы просто лицемерно в данном случае обвинять в чем-то Озпина — но…

Люди — существа лицемерные.

Именно так — люди были существами лицемерными — это просто было заложено в их природе. Механизм выживания человечества как вида был построен на лицемерии — само их сознание было построено на четком разделении: я и он.

На аксиоматическом разделении.

И хотя Джонатан не мог рациональным рассуждением обелить себя, найти причины выступить против Озпина — наоборот, даже если им манипулировали — это было сделано для помощи человечеству, что Джонатан мог поддержать…

Он все еще оставался лицемерным человеком.

В конце концов маги не так сильно отличались от людей — поэтому они были столь отличны от людей. Парадоксально, но главная чужеродность разума мага заключалась в том, что он был понятен — на поверхностном уровне — человеку — и вместе с тем…

Он был очень странен в своем мышлении.

Нечто среднее между непрекращающейся агонией, философской беседой и поиском просветления — так можно было описать жизнь мага…

И эта жизнь вполне вписывалась в куда большие события.

Джонатана Гудман не мог не согласиться с устремлениями Озпина… И не мог их поддержать.

Потому, что Джонатан Гудман был лицемерным человеком.

И потому, опершись на свою трость, тот вздохнул, глядя на свой свиток, отображающий последнее полученное от Озпина сообщение.

Нет, он не убьет Озпина — ему не дано было понять планы и разум бессмертного, он не мог даже представить себе, какую цепочку событий он мог запустить своим неосторожным действием…

Но дружбы с Озпином у него не вышло.

Это не было чем-то плохим или чем-то хорошим, просто…

Так произошло.

Тириан — как он однажды звался — отвел клешню, ощущая, как вторая его клешня начинает отрастать — но слишком медленно, неостановимая фурия уже была рядом с ним.

Рука его тела — единственная оставшаяся — мгновение спустя вспенилась черной слизью, прежде чем клинок ударил вперед — но Тириан знал, что это было лишь мгновением передышки. Чувствовал это.

Клинок фурии вонзился в его плоть, принявшую форму белого костяного клинка — и с легким нажимом вспорол ту, словно раскаленный нож прорезающий теплое масло — следующее мгновение клинок должен был прорезать его тело…

Жало на конце его цепкого хвоста ударило спустя мгновение — но Саммер не изменила даже положения своего клинка. Вторая рука мгновение спустя перехватила его хвост — после чего резкий треск и мгновение боли донесли до разума Тириана. что тот лишился своего хвоста…

В глазах Саммер бушевал… Экстаз.

Безумие, ярость и веселье — о да… Она бы рвала его на части, вырывала бы куски его плоти, выгрызала бы его плоть — если бы не понимание, что ее клинком она сможет убить его быстрее.

А это значило, что тогда она успеет убить еще.

Тириан был очарован, влюблен, как мальчишка — словно бы его сердце, которого было лишено его новое тело, трепетало от прекрасной горечи и боли, как будто бы самые поэтические струны его души просились наружу, желая выплеснуть все его восхищение прекрасной воительницей перед ней…

Однако вместо того его голова, открывшая рот, полный оскольчатых зубов, устремилась вперед на резко вытянувшейся шее, пытаясь впиться в лицо Саммер.

Но та лишь легко уклонилась, уходя в сторону, прежде чем ее клинок вновь столкнулся — но уже с вернувшейся на свое место клешней тела Тириана.

Саммер не использовала свою главную силу — свои серебряные глаза — о нет… Она не хотела просто изжарить своего врага, не оставив от того даже пыли — она хотела победы. Заколоть, зарезать, изувечить — своими руками!

Тириан был перерожден в качестве гримм — но это не значило, что он мог пройти мимо этой восхитительной девушки!

Но, к сожалению — а может быть к счастью, как может радоваться безумец, своей плотью и кровью становящийся частью прекрасной картины — Тириан проигрывал.

Даже с великой мощью его прекрасной Богини Тириан был несравним с величайшей охотницей мира — о да… Саммер Роуз была величайшей — как охотница она стояла на телах поверженных гримм и носила корону, которую не смог бы снять сам Озпин — и даже Тириану было не поколебать ее трон…

Клинок порхал со смертоносной яростью и красотой — очаровывая и маня Тириана — но жаля со стократной болью…

Сперва опала одна рука, затем вторая — его тело было срублено — но Тириан продолжал сражаться, наслаждаясь саморазрушительным танцем, всем своим сердцем и разумом приветствуя свою гибель.

Плоть, кость и кровь — из каждой его резанной раны поднималось облако тьмы, но Тириана это не волновало — где была плоть встанет новая, на месте разрезов поднимутся руки, а вместо головы вырастет жало — гротескная форма Тириана уже не напоминала ни дефсталкера, ни фавна, которым он когда-то был, ни даже среднее между ними — мешанина челюстей и рук, щупалец плоти и беспорядочно рассыпанных глаз, смотрящих лишь за действиями прекрасной девы — для него — нет, для них — ныне не существовало ничего. Ни грохота артиллерии вдалеке, ни песка под ногами — только они.

Саммер потеряла слова Озпина где-то вдалеке своего разума — и прекрасная картина его Богини более не бредила разум Тириана — нет, все слилось в едином бою… И каждый наслаждался тем — каждый из них был потерян в бесконечном уединении двух безумцев…

Жаждущих крови друг друга!

Рейвен Бранвен всегда тщательно оценивала риски и выгоду — такие люди и становятся успешными главами банд и кланов. В какой бой стоило ввязаться, а без какого они могли легко обойтись — когда им требовалось действовать и когда нужно было уходить…

Рейвен Бранвен не подошла бы к сражающейся Саммер Роуз на три сотни метров.