Но…

Джонатан ощутил, как две части его личности вступили в борьбу.

Да, это бесчеловечно. Да, это логично. Да, это эффективно. Да, это плохо. И что дальше? Что в данном случае будет правильным решением?

Джонатан пытался уместить в своей голове и в своем сердце бушующую бурю эмоций и мыслей.

Мы — король нашего государства, и мы должны помогать ему. И он — король своего государства, всего Ремнанта. И он защищает его — жертвует малым ради спасения большего — что тебе конкретно не нравится? То, что кто-то не раскрыл тебе всю правду, не выложил на серебряном блюдечке каждую из десятков причин и последствий этого решения?

Стук в дверь заставил Джонатана перевести взгляд, прежде чем нахмуриться,- Кто там?

— Джонатан? — голос говорившей не принадлежал Саммер, нет он принадлежал… Синдер.

Джонатан моргнул, прежде чем осмотреться — хах, действительно… Он оказался в своей комнате — не в Вакуо, а в Гленн, оставив Саммер сидеть в своей комнате в непонимании…

— Можешь войти, — Джонатан ответил, прежде чем выдохнуть.

И лишь получив удар — сбегаем поджав хвост, зализывать свои раны…

Синдер появилась на пороге — и хотят а хорошо держала свои эмоции под контролем — Джонатан знал Синдер слишком хорошо, чтобы не заметить легкой взволнованности в ее взгляде, когда она обнаружила Джонатана дома, раньше, чем он должен был появиться здесь… Взволнованность, что только усилилась при взгляде на него.

В иных условиях Джонатан мог бы сказать, что с нем все было в порядке — но Джонатан понимал, что сейчас это прозвучит как самая глупая и очевидна ложь на свете, так что предпочел просто промолчать.

Синдер, явно проанализировав мыслительный процесс, в данный момент царивший в голове Джонатана, проделала путь до того, после чего молча присела рядом.

Спустя мгновение Джонатан почувствовал тепло рук на своем теле, после чего Синдер обняла его крепче, заставив того выдавить из себя мученическую улыбку.

Так что дальше, Джонатан?

Джонатан выдохнул, обняв Синдер.

Если бы он просто сказал мне… Хах, я сделал столько плохих решений — я бы мог понять еще одно… Это ведь было не так сложно…

Джонатан, а с чего бы он вообще должен отчитываться перед тобой?

Синдер, ощутив, как Джонатан чуть напрягся, обняла того крепче, заставив Джонатана взглянуть вниз на макушку обнявшей его девушки.

У него есть десятки тысяч причин не верить тебе, не доверять тебе, хранить секреты — почему ты считаешь, что в твоем случае он обязан сделать исключение?

Джонатан обнял Синдер сильнее, прикрыв глаза и положив подбородок на макушку девушки…

Потому, что…

Потому, что что?

Потому, что…

Потому, потому, может хватить? Ты не являешься…

Джонатан неожиданно открыл глаза, отстраняясь от Синдер, словно пораженный молнией.

Мысли проносились через его разум, но словно бы не могли достать до его сознания, превращаясь во всполохи мыслительной активности где-то внутри, выплескиваясь бессмысленными всполохами неронов внутри его черепной коробки, прежде чем…

Улыбнуться.

Нет.

И словно бы одно единственное слово являлось самым могущественным заклятием — неожиданно, ворох мыслей внутри разума Джонатана потух, прежде чем вернуться вновь единым вопросом.

Что?

Джонатан взглянул на Синдер, глядящей на него в непонимании, прежде чем повторить.

Нет, не хватит.

Всемогущий маг

Иногда человеку бывает сложно согласиться с другим человеком. Иногда бывает сложно возразить другому человеку. Иногда бывает сложно согласиться с собой.

Особенно сложно бывает порой возразить самому себе.

Нет, не хватит.

Слова Джонатана, произнесенные внутри его разума, словно бы камнем сорвались с высокой скалы, обрушившись в море — и сразу же десятки, сотни волн обрушились во все стороны.

Что ты говоришь⁈

Первая волна, самая большая и сильная — полная гнева и возмущений от потревоженного спокойствия водной глади — поднялась спустя мгновение возмущенным голосом.

Я говорю о том, что…

Джонатан улыбнулся.

Что я действительно люблю все анализировать.

Выскажи мне свои мысли.

Последующие волны слабее. Они быстры, они идут одна за одной, но им не хватает ни ярости, ни резвости первой волны.

Нельзя использовать два взаимопротиворечащих аргумента единовременно.

Джонатан ощутил, как его внутренний голос, вечно свербящий где-то внутри его затылка, прячась между извилин его разума, нахмурился.

Можно обвинить меня в том, что я чрезмерно пассивен и неамбициозен, застарел в своей парадигме, занял свою мировую позицию и не двигаюсь к ее изменению… И можно обвинить меня в том, что я ставлю себя превыше суждений могущественных, опытных существ — будь то противники, союзники или прохожие — действуя наперекор их лучшему суждению…

Джонатан ощутил, как улыбка, немного ехидная, и немного радостная, пробивается на его лице.

Но не единовременно.

И когда волны проходят, когда даже мелкая рябь перестает колебать водную гладь — остается оно.

Спокойствие.

Полное, абсолютное спокойствие.

Тишина, молчаливая тишина и осознание недвижимости — как будто бы упавший камень был лишь сном, исчезнувшим с приходом рассвета.

Так какой же я?

И, впервые за свою жизнь, Джонатан Гудман задал вопрос тому, кто до этого момента лишь заставлял его оправдываться.

Я — застрявшая в своей паутине незначительная мошка, не желающая рвать свои цепи?

Казалось, будто бы произошло нечто невероятное. Будто бы камень, упавший в море, порождая волны, неожиданно поднялся на поверхность, будто бы был сделан из легкого пенопласта, говоря о том, что предыдущие волны были не более, чем обманом зрения.

Или же я много возомнивший о себе возгордившийся глупец, действующий без оглядки на последствия и увещевания?

И казалось, будто бы и не было никаких волн. Была лишь тихая гладь воды, в которой и не могло быть порождено никаких волн. Словно бы ничего этого и не было.

Так кто же я такой?

Спокойствие. Тишина. Недвижимость.

Казалось, будто бы в голове Джонатана было пусто — но эта была приятная пустота. Словно бы пройдя через десятки часов сложнейшей математики, отчаянных попыток решить пазл он неожиданно подобрал правильную комбинацию — и висящий замок щелкнул, прежде чем бессильно разойтись на части, обнажая спрятанные за неказистой крышкой сокровище — и Джонатан позволил себе совершить самое невероятное действие — перестать думать.

На мгновения, затем секунды, и затем минуты.

Кто?

Ответ пришел — но в этот раз это не был привычный саркастичный голос, не была насмешка и не был издевательством. Это был вопрос.

Я…

Джонатан отклонился от Синдер и взглянул ей в глаза — чуть мерцающие глаза янтарного цвета, смотрящие на него с вопросом, с облегчением, с желанием помочь…

Я — Джонатан Гудман.

Такой простой ответ словно бы неожиданно вонзился в разум Джонатана, отпечатываясь на задней стороне его век, чтобы он всегда мог увидеть его каждый раз, когда он закрывал глаза — но это не было больно или неприятно. Нет, Джонатану казалось, что это было… Прекрасно. Словно бы какая-то недостающая часть его тела, его разума, его души, вернулась на место, позволив Джонатану выдохнуть и расслабить плечи.

Aerter Tenesias Latornis.

У магов бани Герметика существовало четыре имени.

Родительское имя, с которым они рождались — Дарвин Александр Брэдфорд.

Ремесленное имя, которым они представлялись в мире магии — Джонатан Ариан Гудман, бани Бонисагус.

Теневое имя, которое они использовали на официальных церемония — Дарвин-Джонатан Александр-Ариан Брэдфорд-Гудман, бани Бонисагус, Ученик последнего из Данов, Король-над-горой, Победитель бесконечной тьмы, Убийца драконов.