Возможность экстренной телепортации в несколько десятков заранее определенных мест, дополнительные резервы ауры на непредвиденный случай, экстренный канал связи друг с другом, с самим Джонатаном и отдельно отобранным отрядом КРСА, экстренный доступ к нескольким тайникам с наличностью, оружием, прахом, едой, медикаментам, одежде, бытовым вещам… Последним один раз Нио даже пришлось воспользоваться… Тот обед у Трифы дома она запомнила надолго.

И это было только началом — внутри покоились резервы ауры — и Нио даже не собиралась узнавать у Джонатана, как именно это работала — или она бы вновь нарвалась бы на двухчасовую лекцию о принципах работых квинтэссенции, в которой она все равно ничего не понимала…

Но Джонатану этого оказалось мало — и вместе с татуировкой, ценность которой уже приближалась к цене всей праховой компании Шни — Джонатан сделал подарок для Синдер и Нио. Изначально это было два кольца, но странно было то, что Синдер от подобной формы подарка отказалась. Странно это было для Нио — они были все же близкими подругами и не заметить… Определенной… Ладно, стоило называть вещи своими именами — одержимости Синдер Джонатаном — было сложно.

Сама она потом объяснила, что не хотела бы, чтобы Джонатан подарил ей какое-нибудь кольцо до того, как это все станет официальным — и к тому же сережки ей шли — но Нио не стала вдаваться в эти подробности, просто получив кольцо, что она носила на указательном пальце правой руки. Еще одна дополнительная гарантия от Джонатана — внутри хранилось столько магии, что Нио могла излечить пару больниц одним прикосновением — анализатор и нейтрализатор болезней и отравлений… Последнее было добавлено после личной просьбы Нио.

Трифа отвратительно готовила.

И это было только началом. Одежда, что сейчас была на ней? Тайный проект КРСА, настолько тайный и ценный, что за одно упоминание о нем можно было исчезнуть из официального документооборота навсегда — с защитными качествами как у среднего бомбоубежища.

Заколка для волос? В ней было столько энергии, что в случае чего Нио могла бы питать половину Гленн, просто закинув это в печь на электростанции — Нио даже не была уверена, зачем именно ей было это нужно. Джонатан же просто сказал, что лучше было иметь подобное, чем не иметь — и Нио пришлось согласиться с этим.

Ее кроссовки — а туфли ее не заставила одеть даже школа — могли выжечь небольшую орду гримм исключительно своим присутсвием.

Нио вздохнула и перевела взгляд.

Еще тридцать секунд…

Джонатан…

Изменился, пожалуй.

Нет, он все также был тем же самым Джонатаном, но… Другим?

Несостоявшееся покушение… Заставило его пересмотреть свое восприятие реальности. Его уязвимость. Уязвимость тех, кто был близок к нему.

Нет, Нио только радовало, что Джонатан начал куда больше волноваться о своей безопасности, но… Странным образом, именно когда Джонатан стал уделять куда больше внимания своей безопасности — именно тогда он начал подвергать себя большей опасности.

Нио была немой, а не слепой. Она видела иногда, как он исчезал из дома, чтобы вернуться вновь — уставший, голодный, грязный… Иногда раненный.

Нио спрашивала у него, чем именно занимался он — на что он только отмалчивался — или отвечал уклончиво, говоря, что был занят делами, связанными с Озпином.

Нио знала, что он доставляет иногда грузы в Мантл, поддерживая сопротивление. Иногда он охотится на гримм, изучая их. Несколько раз его видели совместно с Рейвен — еще до того, как она официально перешла в армию Менажери — но информация об этом очень быстро исчезала.

Нио казалось, что чем больше Джонатан понимал, насколько опасна была ситуация вокруг него — тем больше он стремился подвергнуть себя этой опасности, чтобы…

Чтобы не подвергать их…

Нио перевела взгляд на часы и вздохнула.

Впереди ее ждало еще двадцать минут математики…

Время

Озпин прожил настолько долгую жизнь, что не существовало никакой возможности для стороннего человека поверить в это.

Тысячи лет. Сотни поколений.

Тысячи лет он боролся с Салем. Сотни поколений он убивал ее.

Через уловки и шантаж, через армии и политику, через законы и экономику — не было средства, что он не использовал в борьбе против Салем.

Не было средств, до которых он не опустился в борьбе против Салем.

Сперва он убивал ее. Просто и безыдейно.

Магией, клинком, ядом, огнем, удушением — не было на свете такого способа, что он не испробовал на Салем.

Но этого было мало. Слишком мало.

Он отрубал ей голову — но Салем отращивала новую. Он удушал ее пока она не перестанет дергать руками — и все лишь для того чтобы открыть глаза вновь. Он сжигал ее тело дотла в печах — и она поднималась из пепла.

Человеческий разум способен дойти до самых невероятных методов, до самых тяжелых мер, когда ему дана воля.

Озпин поймал Салем, после чего разделил ее тело на части. Каждую часть он залил бетоном, после чего часть из кубов он сбросил в бездну моря, часть закопал, часть доверил людям, и часть сбросил в вулканы.

Это было поступком, что мог вызвать оторопь, омерзение, ужас у наблюдающих это.

Озпин, защитник человечества, гениальный охотник, один из последних магов, из последних осколков старого мира, что совершал ужасающие поступки.

Женщина, которую он любил. Мать его детей. Его возлюбленная соправительница мира.

Разорванная на части. Тело, искалеченное до предела.

Салем все также продолжала чувствовать боль.

Она стала бессмертной, но не бесчувственной.

Озпин причинял ей боль. Ужасающую боль.

Этого не хватило. Никогда не хватало.

Салем и Озпин были всегда вдвоем, равны — и вместе с тем Озпин действительно был проклят. Его магия слабела. Постепенно, по капле, она утекала из его тела.

Магия Салем же нет.

Безумие боли могло удержать ее — но не могло уничтожить ее. И даже сотни лет передышки, что Озпин получил тогда, не остановили ее.

Озпин и Салем все также оставались людьми. В своей сути, если так можно сказать, они были людьми.

А люди привыкают ко всему. Даже к боли. Даже к смерти.

Даже если тело Салем было разорвано на части — это не могло уничтожить ее разум. И проведя сотни лет в агонии она смогла найти в себе силы вырваться из нее.

Мгновение за мгновением она подтачивала свои оковы. Бетон разрушался, пламя утихало, лава остывала.

И спустя четыре сотни лет она вырвалась вновь.

И она желала лишь мести.

Ремнант не зря назывался так. Это были все, кто выжили.

Озпин застал шесть цивилизаций. Пять из них погибли. Погибли по его вине.

Когда Салем вырвалась из его кандалов — она была в бешенстве. Была в ярости. Была в безумии.

Каждый раз, когда Озпин находил новое средство, новый способ обезопасить мир от Салем — она находила новый способ вырваться на волю. Каждый раз, вновь и вновь.

И каждая отсрочка, каждый такой способ, что связывал Салем на столетия — всегда заканчивался одинаково.

Вырываясь Салем ударяла с новой силой.

Четыре раза Салем практически уничтожила этот мир. Четыре раза в бешенстве и злобе она выпускала на волю всю мощь своих гримм, заставляя Озпина уходить на волоске от смерти — окончательной смерти всех разумных этого мира. Уходить по руинам прошлых цивилизаций, бежать по трупам, глядя на стертые навсегда с лица Ремнанта города, на миллионы, миллиарды людей, брошенных гнить под открытым небом. Глядя в глаза своим ошибкам.

Расчленение. Бетонирование. Аннигиляция. Кислота. Лава. Глубина. Время. Изоляция.

Ничто не могло остановить ее навечно. Она возвращалась вновь и вновь.

Озпин однажды совершил невероятное.

Хотя прах и не работал вне пределов атмосферы Ремнанта — Озпину удалось однажды избавиться от Салем таким образом.

Он просто выбросил ее в открытый космос. Просто? Нет, он целенаправленно отбросил ее в космос — в направлении ближайшей звезды Ремнанта.