Салем не было равной в ее опыте, но она не была политиком. Даже спустя тысячелетия она так и не смогла понять, насколько на самом деле был опасен Озпин.
Когда Аифал впервые понял, что руками Джеймса Айронвуда верховодит Озпин — он осознал тщетность своих попыток удержать того на плаву. Да, он мог сопротивляться, мог сражаться, но не мог победить. И будь в его руках ы тысячу раз больше средств и знакомств, в тысячу раз больше времени — он мог лишь отсрочить падение Жака Шни.
Озпин потерял в возможностях — но вовсе не растерял своих умений. Аифал же достиг своего абсолютного пика — в то время как Озпин лишь наращивал свою мощь.
Когда шесть лет назад он вновь заключил сделку с Салем — Озпин казался ему опасностью лишь на горизонте. Неясным, маячившим силуэтом, пугающим рационально — осознанием своей опасности — как может пугать приставленный к твоему горлу клинок. Но он не вызывал животного ужаса у Аифала, как вызывают иррациональные страхи у людей, обращаясь куда-то глубже, нежели понимание. Аифал глядел на него как на покрытого ржавчиной колосса — величественную фигуру, забытый символ ушедшей эпохи.
Как впился страх в человека, что впервые увидел движение горы, просыпающейся от векового сна.
И более всего забавно было то, что «вековым сном» это было лишь для Аифала. Он проживал лишь седьмой десяток лет — рассказы об Озпине, что был полторы или две сотни лет назад для него были «историями прошлого». Для Озпина и Салем это же было не более, чем мгновение остановки для передышки.
Шесть лет назад Озпин был для Аифала реликвией прошлого не меньшей, чем старинные обелиски или полуистлевшие записи под стеклом музейных выставок. И вот сейчас его тень нависла над Ремнантом вновь.
Аифал мог направить все свои силы против Озпина, всю свою мощь, все свои ресурсы — и этого было мало.
Озпин возвращал себе былую силу. То, о чем он слышал только в уже бесконечно далеких предостережениях Салем.
Аифал считал, что одним из важнейших показателей успеха являлось ничто иное, нежели удача. Самая обычная и самая настоящая удача.
Аифал был благословлен удачей.
Ему повезло родиться с его телом, его резервами ауры, его проявлением. Ему повезло оказываться неоднократно в нужном месте и в нужное время. Ему повезло встретиться с нужными людьми.
Ему повезло, что он создал собственную великую империю…
Ему просто не повезло встретить Озпина на пути.
Аифал мог бросить всю свою империю на сожжение ради уничтожения Озпина — и это бы не значило ничего в конечном итоге. Все, что он мог сделать — это замедлить рост Озпина. Наблюдать, как всего за шесть лет, без всякого удачного случая, Озпин возвращает себе мощь, что лишь при великой удаче Аифал построил за сорок.
Аифал все еще обладал большими сетями, большими резервами, большими возможностями… Но сейчас он уже не видел Озпина с высоты своего пьедестала. Сейчас он мог лишь наблюдать, как тот медленно поднимался к нему по лестнице. Медленно. Неотвратимо. Шаг за шагом.
Тот, кого Аифал счел своей личной копилкой, Жак Шни, был взят Озпином под контроль.
Джеймс наверняка считал, что теперь он контролирует Шни. Кварц — что он. Аифал считал, что это делает Озпин.
Аифал попробовал — исключительно для проверки не только на уровне теории, но на уровне практики сил Озпина, остановить — или по крайней мере замедлить его.
Получилось ли это? Частично. Несколько подорвать усилия Озпина по уничтожению компании Шни у Аифала удалось. Возможно он отсрочил падение Шни на полгода, а может быть и меньше. Вместо одного года на уничтожение самой крупной мировой компании исключительно политическими и мирными методами Озпин затратил полтора.
Возможно, Аифал мог бы даже поздравить себя с этим — если бы подобное поздравление не звучало бы так похоже на издевку.
Аифал мог бы продолжить сражаться за душу Жака Шни. Возможно он бы оттянул силы Озпина еще больше, отсрочил бы падение мегакорпорации Шни еще на несколько месяцев, на полгода, даже на год.
Но Аифал понимал, что эта война была проиграна с того момента, когда Озпин вступил на арену.
И затем Аифал, совершив лишь несколько символических действий по отношению к Жаку Шни — в таком объеме, чтобы он мог в дальнейшем оправдаться перед своей хозяйкой о том, что он продолжал воевать с Озпином на этом фронте — сбежал.
Взгляд Аифала обратился к назревающей революции Мантла…
Чтобы обнаружить руку Озпина и в этом событии.
Озпин не только знал — Озпин действовал заодно со всеми заговорщиками.
Джонатан мог повесить все амбарные замки мира на свои секретные лаборатории, провести сотню испытаний своего агентства — но там, где есть люди, есть место несовершенству.
Когда чудесные артефакты Джонатана создавались им самолично, были штучным товаром — отследить их было возможно через весь Ремнант. Но сила человечества заключалась в ином — в массовом производстве.
Джонатан понимал это не хуже иных — понимал, что если он хотел обеспечить не только избранный десяток людей, но сотни своих подчиненных — ему необходимы были мощности. Станки. Артефакты, производящие артефакты.
Там, где появляется массовое производство — появляются грузы. А следы ботинок грузчиков умело скрывают отпечатки чьих-то ловких рук.
И вот, генерал Айронвуд оказался списан в утиль. Заранее занесен в неизбежные потери человечества. Атлас был вычеркнут одним решением политических элит мира.
И это также действовало согласно плану Озпина. Безусловно, это отвечало и желаниям Аифала, но как забавно ему было, что и в этой ситуации он действовал заодно с Озпином. И в этой ситуации он не мог его победить — потому, что в этой ситуации они были союзниками.
И вот Салем решила действовать более открыто.
Она не была политиком — но тысячелетия сделали из нее прекрасного психолога. Она не знала, как привести своего кандидата к победе — но знала, как можно было заставить человека невзлюбить человека.
Нападение на Вакуо было лишь еще одним ходом в ее большой игре, но…
Салем не была стратегом человеческого уровня.
Это было и комплиментом, и оскорблением. Аифалу сложно было даже представить, как мог бы он создать план, тянущийся через тысячелетия — что-то, к чему Салем была привычна. И вместе с тем сама Салем не могла составить действительно большой стратегический план, что дал бы плоды «всего» через пять или десять лет. Для нее подобные сроки были столь малы и непривычны, что она не могла составить план, отвечающий им, как не могут составить люди расписание своего следующего чиха или мигания.
Но Аифал мог. Аифал действительно мог.
Там, где Салем планировала сделать шаг, не имея перед глазами цели «всего» через пять, десять или даже двадцать лет, ориентируясь на свою долговечную жизнь — Аифал мог увидеть иную возможность.
И прямо сейчас таинственным образом исчезнувший сын Маркуса Блека, Маркус Младший — ныне названный Меркури Вайтом…
Таинственно исчезнувшая Дева Осени, маленькая Эмбер Отомн…
Неудачливая дочь мелкого криминального авторитета Мистраля, Эмеральд Сустрай…
И даже дочь знаменитого атлета — ох, столь печально погибшего в случайной автоаварии - Пирра Никос…
Медленно превращались в семена, рассеиваемые на почву, удобренную силами Салем — и Озпина.
Возможно, Аифалу так и не удастся дожить до всхода первых ростков, но в отличии от Салем — он умел планировать всего на десять или двадцать лет вперед. И когда его дух упокоится окончательно — он посмеется над тем, что случится дальше с небес.
Значило ли это, что он планировал предать Салем во время своей жизни? Или даже после своей смерти?
Возможно.
Долг
У Рейвен Бранвен всегда было много врагов. Иначе бандиты не живут.
Сперва, когда она была совсем ребенком, ее врагами выступали гримм и другие дети из лагеря Бранвенов. В те времена само племя Бранвенов было одним из крупнейших — несколько сотен членов. Естественно, что Рейвен была не единственным ребенком тогда — кроме ее братца, Кроу, были и другие дети. Но положение дочери главы бандитского лагеря ставило ее на ступень выше остальных — и дети, еще не знающие о рамках допустимого, любили испытать на прочность молодую девчонку. Особенно при попустительстве ее отца — Корвус всегда уважал только силу. Если его будущие наследники не могли показать свою силу в борьбе — плевать, были это гримм или их сверстники — они и не заслуживали быть его наследниками.