Так произошло.

В какой-то момент больше не было ничего. Ни планов, ни решений, ни размышлений на эту тему. Как он мог размышлять на эту тему, когда Салем маячила неясной угрозой на горизонте, когда Озпин дышал в затылок, когда на его столе покоились пачки и стопки документов — каждый срочный, от каждого зависели жизни — тысячи, сотни тысяч жизней — миллионы льен, возможные новые войны и союзы, экономические инициативы и тайные отчеты, одно упоминание которых могло заставить человека «пропасть» посреди белого дня…

Мы выросли? Мы постарели? Мы застряли? Кто скажет, Джонатан, кто скажет?

Не было больше Джонатана Гудмана. Точнее, Джонатан Гудман, конечно же, уже был в этом мире — тридцатилетний мужчина. Уже ни в коем случае его нельзя было назвать молодым — его безусловно еще нельзя было назвать старым, но он был уже взрослее, чем дети представляют себе «взрослых», и моложе, чем студенты говорят о людях «постарше».

Но того Джонатана Гудмана, что когда-то оказался в этом мире, конечно же, уже не было. И это не было каким-то печальным фактом или ужасающим заключением, глядя на которое Джонатан мог бы бессильно скрипеть зубами, патетично поднимая руки к небу и задавая в пустоту вопрос «что же с нами стало⁈», будто бы в дешевом сериале.

Он давно уже перерос тот возраст, когда он действительно задавался вопросом на каждом шагу своей жизни. Он давно уже не задумывался о том, правильно ли он живет свою жизнь — как он должен был строить свою личность, куда направлять свои мысли — Джонатан уже выстроил свою личность, уже успокоил свой разум, уже…

Закостенел.

Жизнь Джонатана была разложена по полочкам. Не в том смысле, что он жил в рутине — определенно нет, учитывая, как порой в одночасье меняется мир — «рутина» была незнакомым словом для Джонатана. Скорее… Его жизнь обрела понимание. Четкий порядок. Модель поведения. Джонатан изучил свою жизнь — и устроил свою жизнь…

И пришел к дальнейшей прогрессии своей жизни. Только и всего.

Что значит — «предательство»? Мог ли Джонатан назвать устранение Гиры «предательством»? Они не были друзьями — они были политиками. Каждый держал в своем разуме планы, идеи, цели, направляющие их народы — каждый из них играл друг против друга — в любой момент времени, просто потому, что в этом и заключалась работа политика.

Обеспечить жизнь своих граждан любой ценой.

Гира был пацифистом, но в конце концов, как минимум сейчас, пройдя сквозь годы с реформированным Белым Клыком он уже не был идеалистом. Он понимал, что иногда было необходимо действовать…

В обход некоторых привычных рамок закона или морали.

И в этом не было ничего ужасного. Существовали причины — абсолютно объективные и логичные причины — почему существовали секретные службы, почему некоторые люди однажды попадали в список «пропавших без вести», почему существовали те или иные криминальные организации… В идеальном мире? В идеальном мире для всего этого не было нужды — в идеальном мире изобилия, равенства и дружбы, где не существовала недостатка, войн, денег, измен, глупости, случайностей — в этом идеальном мире существовало идеальное общество идеальных людей…

Вот бы попасть в этот идеальный мир, да, Джонатан?

Но мир за окном Джонатана не был идеален. И совершенно обычные и честные люди — любящие простые радости жизни, пускающие слепую слезу наблюдая за очередной мелодрамой, любящие свои семьи, становились преступниками, палачами и хуже всего…

Политиками.

Сместить Гиру Белладонну…

В общем то, не то, чтобы ему требовалось убивать Гиру. Несчастный случай, что оставил бы его без возможности продолжать его правление…

Например… С его семьей?

Джонатан продолжил глядеть в зеркало, напротив него, заставив его отражение только расплыться в еще более нахальной ухмылке, пожав плечами, словно бы говоря «не знаю, решай сам, я тут тебе не помощник».

Совершенно бескровный переворот… Был бы возможен, будь у нас время — но мы были вынуждены сконцентрироваться на Мантле. И Озпин, зная это, воспользовался шансом — Менажери уходит из наших рук. Готов ли ты поставить Менажери на карту и сыграть против Озпина, против времени, надеясь на то, что каким-то чудом Гира не сумеет высвободиться из-под твоего контроля до того, как ты возьмешь под контроль Менажери? Сколько на этой ставке — один к девяти? Брось, Джонатан, мы никогда не были из азартного народа.

Предательство друга… В каком-то смысле можно было сказать, что Джонатан уже переступил эту черту. Вместе с Робин Хилл — восхищенная им фанатка, построившая свою политическую программу и идеологию на действиях самого Джонатана — и Джонатан своей рукой поставил росчерк на той.

Не бойся, она сейчас, скорее всего и не помнит, с чего все начиналось.

Изначально Робин даже не думала о том, что именно Джонатан был причиной ее бед. Вполне возможно — не хотела думать об этом. Два месяца реабилитации…

Однако в какой-то момент, конечно же, она сопоставила эти факты. Может быть когда неожиданно Гленн использовали для законов «зоны ответственности миротворцев» в качестве черновика конституцию Гленн, а не проект предложенный «Фронтом Освобождения Мантла»? Или когда «Координационный Совет Мантла и Гленн», созданный изначально для взаимодействия на высшем уровне между Джонатаном и Робин превратился лишь в совещательных орган? А может быть она ничего не знала до того момента, когда появившийся агент КРСА в сером неприметном жилете не попросил ее «подписать бумаги и не распространяться об их содержимом в дальнейшем»…

Когда Робин выписалась из больницы — ей была предоставлен государственный особняк — тщательно защищенный… Внутри и снаружи.

Робин могла принимать гостей, покидать ее особняк — она не находилась полностью в тюрьме — просто под… Внимательной охраной вокруг.

Сперва, конечно же, она пыталась бороться — но под надзором КРСА, не скупившимися на самые магически и технологически просвещенные предметы экипировки, это не сработало. В первый раз, второй, пятый, десятый и двадцатый и теперь…

Виллоу Шни вылечила свой алкоголизм. Робин Хилл решила погрузиться в тот за три Виллоу Шни, наверстывая ее отставание.

Скорее всего Робин умрет в ближайшие несколько дней. Возможно даже она хотела сделать это — Джонатан знал, что ее приходилось лечить и откачивать уже дважды — гибель отошедшего от дел, но все еще символа революции не отразилась бы положительно на настроениях жителей Мантла. Так что ее заставляли жить вновь и вновь…

Но разве это жизнь? Когда кто-то специально пытается напиться и заснуть на спине, поместив голову именно так, чтобы лицо смотрело в потолок и не могло скатиться в сторону — это о чем-то да говорит, Джонатан.

Робин не была подругой Джонатана вовсе. Может быть, не будь это политикой, Джонатан мог бы назвать ее восхищенной последовательницей — ученицей и младшей коллегой, но не подругой. И он предал ее — но все же не убил…

Так давай поднимем ставку, Джонатан! Робин это слишком мало — теперь давай предадим Гиру — и убьем его! Вперед, Джонатан, вперед!

Джонатан отвел взгляд от зеркала, не в силах смотреть на свое собственное отражение — на свое собственное и столь чужое отражение — и отправился в путь дальше.

Не бойся, Джонатан. Тебя пригласили на День Рождения Кали Белладонны — и какое место может быть лучше для этого решения?

Ухватив эту мысль Джонатан отвел взгляд от стопок документов и покинул свое рабочей место, заканчивая свой рабочий день чуть раньше.

Иногда даже самым невероятным людям требовался хотя бы день на себя…

До тех пор, пока они оставались людьми.

Справляясь с тяжестью короны

Джонатан проделал путь из своего кабинета прямиком в приемную — встретившая его взгляд секретарь улыбнулась, мгновенно уловив невидимый послы его действий,- Мне перенести оставшиеся на сегодня встречи на позднюю дату?